Flesh and bone
Снова запоздало, снова с сообщества.
Мерлин.
Артур, Мерлин. Брэдли, Колин.
Драбблы/зарисовки.
Артур/Мерлин, Дракон мимо проходилАртур/Мерлин, Дракон мимо проходил.
«Мерлин!» - думает Артур, кидаясь наперерез лучнику, целившемуся в темноволосого мальчишку, замершего посреди побоища, и выбивает из рук врага оружие.
«Артур!» - думает Мерлин, золотистым всполохом глаз отводя меч, занесенный над отвлекшимся принцем.
А Дракон лишь качает головой, думая о том, сколько еще лет, из столь скупо отведенных человеку, потребуется этим двоим, чтобы понять, насколько они дороги друг другу.
Брэдли/Колин, "Зима"
Брэдли/Колин, "Зима".
Стоит наступить холодам, и у Колина обветриваются руки. Сначала просто краснеют, потом покрывают кровавыми бороздами, а затем белеют и становятся сухими и шершавыми. Словно наждак. И сколько не бьются гримеры и ассистенты, сделать с этим ничего нельзя. Ни двойные перчатки, ни крема, ни грим не помогают. И камера беззастенчиво ловит этот изъян. Режиссер тихо беснуется, а Брэдли рад. Переплетая пальцы с пальцами Колина, пряча его холодные руки в свой карман, чувствуя, осязая шероховатость кожи, он чувствует, что все это и впрямь реально. Что рядом действительно Колин с его неправильными руками. Колин из плоти и крови, у которого помимо невозможных глаз и невозможной улыбки есть свои мелкие, житейские огрехи. Брэдли улыбается.
Стоит наступить холодам, и у Колина обветриваются губы. Сначала просто припухают и краснеют, так что Брэдли готов лезть на самую высокую башню замка от невозможности целовать их каждую минуту. А затем, как и руки, покрываются глубокими, сухими белыми трещинками, так что ни один грим не способен это скрыть. И снова злится режиссер. И снова радуется Брэдли. Эти невозможно горячие, невозможно шершавые губы служат еще одним доказательством, что Морган рядом, и что все это ему, Джеймсу, не снится, не грезится. И пусть целоваться с Морганом теперь немного больно, но он готов заплатить и не такую цену, чтобы убедиться, что этот невозможный человек и впрямь достался ему. И Брэдли снова улыбается.
Просто потому, что любит зиму. Зиму и Колина Моргана.
Не было бы счастья...
Не было бы счастья...
«Не было бы счастья, - думал Артур, окидывая взглядом залитые солнечным светом стены Камелота, - да несчастье помогло». Несчастье лишь гневно сверкало золотыми глазами, пытаясь укрыть уши от коварных посягательств рук кронпринца. Если Артур и дальше будет реагировать подобным образом на каждое спасение владений его и его отца, то Мерлин уйдет в немые травники к Гаюсу.
Привилегии
Привилегии.
Первой его заслуженной почестью в Камелоте было назначение на должность слуги кронпринца. Трубите трубы, играйте фанфары. Как вытекающее из этого – возможность разгребать навоз в конюшнях, штопать рубахи и латать доспехи. Так вот ты какое, негаданное счастье. Следующей внезапной привилегией оказалась необходимость ни свет, ни заря вытаскивать разморенное со сна тело в рассветный туман и холод, водружать его в седло, набивать синяки на седальной части тела, наблюдать убиение зверушек и рыскать по кустам в поисках их бренных туш. По мнению Артура, это было пределом мечтаний каждого, кто живет в замке. А что говорит Артур – то правда. Следом вырисовалась заманчивая перспектива облачения в списанный шутовской костюм с непременным бонусом к нему – громоздкую пернатую композицию, так и норовящую воспламениться от каждого факела, а затем сползти на глаза. Все это богатство трудами какого-то свихнувшегося портного звалось праздничным нарядом слуги. Окрыленный такой благодатью Мерлин чувствует вырастающее за спиной крылья. И это, конечно, не считая бытейского счастья божественной брани самого Артура Пендрагона в благодарность за очередное спасение жизни, колодки – за прикрытие, и сладостное еканье сердца за каждый золотой проблеск собственных глаз, отводящих очередное несчастье от его будущего Величества.
Мерлин ценил. Мерлин был признателен. А еще Мерлин был уверен, что если еще раз услышит слова «привилегия» или «награда», то с разбегу бросится с одной из башен замка. И почетно свернет себе шею.
О будильниках
О будильниках.
На пост timey_wimey_kid о чудо-будильнике.
Исторически сложилось так, что жить им приходилось в одном номере. Видимо, BBC посчитало затраты на снятие двух номеров излишними. Они не возражали. До тех пор, пока…
***
О тяжелых отношениях Колина и будильника Брэдли узнал еще на первой неделе. Сложно не заметить, когда третий день подряд приходится ходить за новым утренним орудием пытки. Колин клялся и божился, что все это неумышленно и что он ни черта не помнит о том, как каждое утро его тощая рука высовывается из-под одеяла, нащупывает звенящую конструкцию на тумбочке и швыряет ее в стену. Брэдли верил.
** *
Так больше продолжаться не может. Понимание снизошло на Брэдли где-то между очередным выговором от режиссера за опоздание и предложением продавщицы оформить заявку на оптовую закупку.
Вечером того же дня, после тщательных поисков, он приволок им в номер техническое НЕЧТО будильного производства. Будильник в виде футбольного мяча, который готов был стерпеть любые побои. Как уверяли продавцы, его можно швырять об стену и пинать ногами – ничего не произойдет.
***
Будильник и впрямь оказался потрясающим. Он был жив даже после недели общения с Колином. И, как и обещали, остался цел и невредим, невзирая на ежедневные полеты через всю комнату и встречи со стеной.
Брэдли был счастлив. Практически. Необходимости запасаться будильниками впрок больше не возникало. Но. Но они все еще просыпали, так как чудесный механизм прекращал звенеть сразу после приземления в другом конце номера.
***
Брэдли с гордостью отметил, что, кажется, ему скоро должны выдать гранд в области познаний о будильниках. За два месяца он повидал все их вариации - круглые, квадратные, треугольные, настольные, настенные, напольные, звенящие, гудящие, играющее классические мелодии, с подсветкой, стрелочные, электронные, с перещелкивающимся циферблатом и далее до пределов вашей фантазии. И наконец – хвала всему, что можно хвалить, - он нашел ЭТО. Неубиваемое и незатыкаемое. Гений садисткой мысли! Будильник был выполнен в виде курицы, под которой находились яйца, и стоило ему зазвонить, как яйца рассыпались по полу, закатывались в самые неведомые углы комнаты, а навязчивый же звон насиловал слух до тех пор, пока жертва не соберет все эти яйца и не запихнет их обратно под чертову курицу. К этому агрегату Брэдли питал весьма смешанные чувства. С одной стороны, не ненавидеть его было просто невозможно. С другой, впервые за долгое время они с Колином наконец-то стал просыпаться вовремя и добираться до съемочной площадки в назначенное время.
Если бы не тот факт, что тем несчастным, что собирал треклятые яйца, был он сам, жизнь была бы прекрасна. Но, видимо, это его, Брэдли, участь, смириться с чем-то неизменным в этом мире – как, например, непробудно дрыхнущий Колин, который на незатихающий звон лишь раздраженно мычал, тыкал Джеймса локтем под ребра и накрывал голову подушкой в бесплодных попытках поспать еще немного.
***
Через две с половиной недели Брэдли научился отыскивать яйца аж за минуту – своеобразный профессиональный навык. А заодно примирился с тем фактом, что единственный действующий будильник для Колина, – это он сам, Брэдли. Закинув последнее яйцо под курицу, Брэдли насладился наступившей тишиной и, сонно потерев лицо, нехорошо ухмыльнулся высунувшейся из-под одеяла пятке Моргана.
Через пару минут заливистого смеха Колина и с десяток его попыток спрятать пятку под одеялом, Брэдли решил, что чтобы там еще не придумали производители будильников, а привилегию будить это недоразумение он все же оставит за собой.
Серьезно
Серьезно.
Видимо, это рок судьбы. Им не дано давать серьезные интервью. Ни под каким предлогом.
Какой бы серьезной ни была тема разговора, если рядом с Брэдли Колин, а рядом с Колином – Брэдли, все неминуемо скатится до улыбок, подначек и еле сдерживаемого смеха. И никакой актерский талант от этого не спасет – какое до него дело, если губы сами собой растягиваются в улыбку?..
Вот и сейчас. Брэдли чувствует, что еще немного ожидания журналистки, и весь серьезный настрой пойдет к чертям. Он старательно смотрит в стену и старается думать о плохом – о лишениях, о тяжелом детстве, о… В этот момент Колин в очередной раз начинает медленно стекать с кресла-груши. С непроницаемым суровым лицом. И с разрезающим тишину скрипом обшивки, с которой так настойчиво сползает тощая колиновская задница.
Брэдли косится на соседа. У того все еще серьезное лицо, но, видимо, понимая, что еще немного, и он скатится на пол, Колин все-таки начинает цепляться тонкими пальцами за обшивку кресла. Возня и скрип звучат еще отчетливее.
Не удержавшись, Колин вперивает гневный взгляд в кресло, раздраженно чертыхается, встает на ноги и снова плюхается в центр конструкции. Брэдли прикрывает рот рукой и приглушенно кашляет.
На некоторое время воцаряется тишина, и он начинает наивно верить, что хоть в этот раз им повезет достойно ответить на животрепещущие вопросы. Но как только вера укореняется, Колин снова начинает «утекать». Брэдли закусывает губу и отворачивается. Ровно до тех пор, пока со стороны не разносится придушенный вскрик Моргана. Брэдли разворачивается и в последний момент ловит горе-напарника за руку – благо тренировки во время съемок имеют эффект. Но даже они не раскрывают тайну того, что Колин тяжелее, чем кажется на первый взгляд; и Брэдли утягивает вслед за Морганом.
По комнате разносится звук удара двух упавших тел.
С полминуты они молча смотрят друг на друга. Серьезно смотрят. А потом, не удержавшись, начинают хохотать, и, поддразниваемые друг другом, заходятся во все набирающем обороты смехе.
Стоило ли сомневаться, что именно в этот момент в комнату вошла журналистка.
Нет. Серьезные интервью не для них. Определенно.
Артур/Мерлин. Очень мини. NC или R, флафф))
Наказание
Наказание.
Артур приглушенно рычит. Артур тянет Мерлина за волосы, заставляя того откинуть голову, подставить горло, и покрывает шею слуги укусами-метками. Артур заставляет его извиваться, сминать простыни меж пальцев, вскидывать бедра и кусать припухшие губы. Артур двигается рывками – грубо, голодно, ненасытно. Артур сминает губы Мерлина в поцелуе, заглушая стон, и понимает, что в какой-то момент наказание за обман и предательство слуги, скрывающего свои магические способности, переходит во что-то иное. Ведь нельзя же наказывать, нежно оглаживая пальцами ребра и выступающие костяшки бедер наказуемого? И наказание вовсе не должно вызывать у провинившегося стоны наслаждения? И не должно у палача так сладостно екать сердце от каждой сладостной судороги предателя. Не так ли? Артур не знает. Он уверен только в одном - наказание для Мерлина он выберет сам, и ни за что не расскажет отцу о…
Молчание - золото
Молчание - золото.
Для некоторых ситуаций слов не существует. Нельзя обратить в скупые слова то, что бьется под кожей, струится по венам. Нельзя описать и высказать то, что даже и понять не можешь. Оно просто есть. Сладкое, приятное, нежное, хрупкое, тревожное, пугающее, волнующее. Непонятное, но искреннее.
Мерлин молчит, когда Артур замечает его колдовство. Говорить надо, необходимо. Нужно объяснить, донести, попытаться заставить понять. Но он молчит и не может издать ни звука.
Мерлин молчит, когда Артур подходит к нему. Стоит, наверное, молить о пощаде. Если не ради собственной жизни, то ради жизни Артура. Куда же он без него?..
Мерлин молчит. Молчит и Артур. Он хмурит брови. Думает, оценивает. И кажется гораздо сосредоточеннее и напряженнее, чем на советах, посвященных судьбам государств.
И на немой призыв Артура следовать за собой, и на пути в Камелот, и еще два дня, прислуживая задумчивому принцу, он молчит. Он тих, как никогда в жизни.
Мерлин молчит, когда Артур начинает говорить. Подбирая слова, взвешивая их, пробуя сказанное на вкус. Мерлин плохо понимает сказанное, единственное, что пробивается сквозь гул в висках, понимание – его поняли, его приняли таким, какой он есть. Артур признал за ним право быть тем, кто он есть.
Мерлин молчит, когда видит напряженную улыбку на губах кронпринца.
И также молча Мерлин обнимает ошарашенного Артура. Крепко и благодарно. Просто потому, что так тепло и спокойно ему не было ни разу в жизни, и никогда не дышалось так свободно и легко. Для этого чувства нет слов.
Но Артур понимает и без слов.
Артур, Мерлин, рыцари.
Зарисовка.
Развилка
Развилка.
Высшая степень несправедливости. После всего, через что прошли вдвоем, он посмел оставить его в замке. «Мерлин, на войне тебе делать нечего». Как же. Нечего. Конечно, его дело выправлять доспехи, подавать мечи и набивать синяки о седло на охоте. А спасать жизнь королевской заднице – это так, хобби.
Мерлин раздраженно седлал лошадь, продолжая хмуриться. Артур и рыцари выехали десять минут назад. Когда он закончит сборы, те как раз отъедут на достаточное расстояние, чтобы не замечать одинокого путника позади, и еле заметными очертаниями фигур будут указывать ему путь.
Артур ехал впереди, стараясь игнорировать смех рыцарей позади. Шутки шутками, но пора и о предстоящем сражении подумать. Перед мысленным взором вырисовывались поле битвы и возможные тактики противника. Он невидящим взором смотрел вперед, все еще находящийся в плену собственных размышлений, когда с ним поравнялся один из рыцарей:
- Артур. За нами слежка.
Принц осадил лошадь и, развернувшись, вгляделся в темную точку на горизонте.
Дождавшись замыкающего, что заметал следы еловой веткой, они спешились и вошли в лес, пешком возвращаясь обратно, к развилке. Коней, стреножив и привязав к стволам деревьев, оставили поодаль, дабы те ржанием не выдали засаду. Рыцари присели, раздвигая руками ветви и вглядываясь в проступающую меж них дорогу. Сквозь напряженную тишину донесся стук копыт, и вскоре на тропе показались тощая кобыла и столь же тощий наездник.
Мерлин вертел головой, напряженно вглядываясь в горизонт. Перед ним простирались две дороги, расходившиеся извилистыми лентами в разны стороны, но ни там, ни там никого не было видно. И никаких следов на пыльной дороге. Словно десяток с лишним людей под землю канули. Что ж за чертовщина?.. Мерлин раздраженно чертыхнувшись, выудил из дорожной сумки карту и стал вглядываться в паутину дорог. С полминуты он упрямо созерцал тарабарщину окрестностей, после чего развернул карту на девяносто градусов и все с тем же маниакальном упорством стал вглядываться в нити дорог. И пришел к выводу, что карты созданы специально для того, чтобы сбить путника с пути.
Артур обернулся и гневно шикнул на рыцарей, призывая тех к тишине. Несчастные отчаянно давились смехом, наблюдая за слугой принца. Артур и сам с трудом подавлял улыбку, хотя, пожалуй, стоило заслуженно гневаться на идиота за неповиновение, но зрелище сражающегося с картой Мелина сбивали с серьезного настроя. И когда он уже было занес руку, чтобы дать отмашку рыцарям выйти из засады…
Мерлин потер рукой лоб и, что-то решив для себя, завертел головой, выглядывая, нет ли кого поблизости. Вздохнув, он снова глянул на развилку и, устало прикрыв веки, произнес заклинание. Через мгновение в воздухе перед магом завис небольшой светящийся шар, замер и вскоре полетел над одной из дорог, указывая направление. Мерлин моргнул, и магия развеялась. Недолго думая, он пришпорил коня и, свернув налево, поскакал вперед, нагоняя королевский эскорт.
В засаде царило гробовое молчание. Рыцари неуверенно переглядывались, словно спрашивая у соседа подтверждение увиденного. Лопоухий, тощий и непутевый слуга Артура на самом деле..? И, получая все такой же молчаливый ответ, все больше взглядов обращались к напряженной спине принца.
Артур пошевелил лопатками, пытаясь стряхнуть вполне ощутимый зуд меж них. Из ступора его вывел треск сломленной его же пальцами тонкой ветви. Обернувшись, принц окинул растерянных рыцарей взглядом.
- Это не шпион. Это - идиот.
Рыцари кивнули, раздались нервные смешки.
- И никто ничего не видел.
Рыцари переглянулись и снова неуверенно кивнули.
- Отлично. Тогда по коням и нагоняем придурка, пока тот в одиночку не въехал в соседнее королевство.
Тишину не нарушали. Каждый думал в одиночку, но думы были общими на всех. О том, что Артур не такой, как его отец, что его суждения идут врознь с политикой Камелота, что с его правлением придет пора изменений и переосмысления устоявшегося. И никогда прежде столько дум не обращались к Мерлину одновременно. Но все они сводились к одному. Пусть непутевый. Пусть немного идиот, пусть маг… Но не предатель. Почему-то вера в это укоренилась в сердцах каждого. Просто потому, что парня уже знали все. Как знали и его преданность Артуру. И эта вера в эалдорского парнишку и в его дружбу с Артуром оказалась, на удивление, сильнее, чем вера в правильность суждений Короля. И неуверенно, с опаской, молча и с оглядкой на Утера они снова, в очередной раз, вглядывались в магию, давая ей новую оценку. Испуганно, но не в силах противостоять любопытству, признавая ее право на жизнь.
Мерлин осадил коня и резко обернулся на звук стука копыт нагоняющих его всадников. Заметив Артура и остальных всадников Камелота, парень облегченно выдохнул, чтобы вскоре побледнеть. А что, если видели? Что если…
- Далеко собрался? - Артур прищурился, вглядываясь в лицо слуги.
- Прогуляться?
- Ну… - обернувшись на всадников, принц усмехнулся. – Мы так и подумали.
Колдуй потишеКолдуй потише.
- Мерлин! – Артур подождал, пока тот обернется и подойдет поближе, ухватил за руку и оттащил к одной из колонн. – В следующий раз, будь добр, колдуй потише.
- Что? Артур… Артур, я не… - Мерлин побледнел, напряженно вглядываясь в лицо принца.
- Ты очень даже не «не», - Артур утер рукавом грязь со лба. - Так что если рядом кто-то, кроме меня, постарайся не вопить свою магическую тарабарщину во всю глотку. Они не оценят.
- А ты?..
- То, что голова у тебя все еще на плечах, не достаточно ясный намек?
- Артур… Спасибо.
- Да, я такой. Благородный, понимающий, сильный, смелый…
- Я понял, понял.
- То-то ж. Так что теперь не смей называть меня задницей. Только по праздникам. И прекрати смотреть на меня щенячьими глазами.
Женский клубЖенский клуб.
Размашистым шагом Артур преодолел последний коридор, остановился перед покоями Морганы и, задумчиво глянув на дверь, отворил ту с нехорошей ухмылкой. Услуга за услугу – уж коли благородная дева считает правильным входить без стука, то грех рыцарю ей перечить. В дверном проеме показались каменная кладка стены, гобелен, стул, стол, а затем и три склоненных друг к другу фигуры. Моргана, Гвен и… Мерлин. Склонив головы друг к другу, все трое активно и с энтузиазмом о чем-то шептались. До ушей Артура долетали лишь обрывки фраз, в которых без труда укладывалось что-то о тяжелой женской доле и о том, что рыцари нынче пошли не те. И если девушки просто с азартом сверкали глазами, то у Мерлина от переизбытка эмоций, казалось, даже уши шевелились. С полминуты созерцания сюрреалистической картины, принц также бесшумно прикрыл дверь. Брови так и замерли на полпути к кромке волос, предательски отказываясь вернуться на место и придать Его Высочеству подобающий суровый и спокойный вид. Не то, чтобы заседания женского клуба были в новинку. Но…
- Но какого черта там делает мой Мерлин?..
Поморщившись, Артур запустил пятерню в волосы и взъерошил светлые пряди на затылке. Так. Кажется, пора заводить блокнот с вопросами, требующими ответа Мерлина.
Небольшое отступление. POV Утера об Артуре. Сонг-драббл.
Свежий ветерСвежий ветер.
Утер устроился на троне столь грациозно и возвышенно, словно они были созданы монолитом, единым целым повторяя изгибы друг друга. Зал пустовал, и от стен отражалась лишь тишина, не мешая хмурым думам Короля, отстукивающего перстом какой-то свой, особенный, известный лишь ему одному ритм о стенку бокала. Сквозь оконные створки струился солнечный свет погожего дня, словно наперекор и с насмешкой переча думам монарха, более походящим на послегрозовые тучи. Те были все еще полны гнева и противоречия, лишь с неясным намеком на смирение и осторожное понимание.
Артур. Сын. Свой, родной. И вместе с тем абсолютно непонятный и диковинный. Словно с примесью терпкого запаха неизвестной специи, что ненароком или по хитрому умыслу повара угодила в знакомое блюдо, заставляя то играть сквозь знакомые очертаниями совершенно иными красками. Но я ведь не такой. В кого он уродился? Это все дело рук Нимуэ, и сомнений быть не может. Артур. Сын. Непознанный, как маленький остров, затерянный в чужом океане. Вернуть его теперь уж непросто. Вырос, поднял голову. Научился перечить. И уверенно идет своим путем, продолжая удивлять. Откуда это в нем? Такая слепая, преданная любовь к народу. Чистая, не знающая политики. Артура направляет интуиция, голос сердца. Ну как такому мальчишке оставить трон? И эта его преданность своему слуге. Хитрому, неясному, мутному. И улыбающегося так, как не может улыбаться обычный человек. А этот наивный мальчишка, его сын, верит ему. Слепо и наивно. И общается с ним, словно с равным. Ну где это видано, коронованный принц, водящий дружбу со слугой?! Спорит с Королем на глазах у всего двора, очертя голову несется навстречу неприятностям. Ни намека на стабильность. И воля своя, особенная. Не твердая, непоколебимая, а готовая слушать, внимать словам других. Как со спокойной душой передать правление в руки мальчишки, который живет биением сердца? Артур. Сын. Непобедимый воин. Его гордость. Его удивление и изумление. Железная рука, готовая в любой минут опустить занесенный меч и помиловать.
- Кому оставлю трон, когда наступит старость? И как с короной справится такой парень?
Но терпкий запах молодости, наивной веры, живого сердца упрямо задевал, казалось бы, задеревеневшие струны души умудренного годами и невзгодами человека. Артур. Сын. Не такой, как он. Словно воздух после весеннего дождя. Солнечный луч сквозь прохладное дуновение ветра, свежий воздух, что прорывается в легкие, заставляя трепетать черствые старческие ноздри, запах травы и грядущего нового. Утерянный, забытый, живой. Артур. Сын. Забытая простая детская правда, молодецкая истина, слишком лихая на первый взгляд, и абсолютно верная на второй.
Оставлять трон такому парню... Передавать судьбу государства тому, кто живет столь открыто, голодно и рьяно – страшно. Но одновременно с тем абсолютно правильно.
Утер пока не готов признать, что эта концентрация жизни может достойно править. Но одновременно с этим, все же где-то в глубине души понимает, что свежий бриз по имени Артур, его кровь и плоть, непонятная и ему самому, принесет Камелоту новую жизнь. Укажет верный, новый путь. Возродит королевство из пепла, в которое то обратил он, Утер.
Король еще не понимает, не осознает. Просто чувствует. И гордится. Успокаивается. Неуверенно опускает с головы всю тяжесть ответственности, аккуратно вверяя ее новому, сильному, готовому к ней. Вдыхая, осторожно наслаждаясь свежим ветром.
И опять арлины.
О предназначении и магической тарабарщинеО предназначении и магической тарабарщине.
Артур уже с полчаса упрямо хмурил брови и шевелил губами, пытаясь правильно проговорить написанный текст. Тишину разорвал неожиданно громкий звук захлопывающейся книги.
- Что, ты уже закончил изучать магию? Быстро, - Мерлин насмешливо улыбался, отжав тряпку и бросив ту на край ведра.
- Знаешь, Мерлин, я тут подумал…
- Да ну?
- … и пришел к выводу, что вся эта магическая тарабарщина по твоей части, - принц протянул потрепанную книгу слуге. - Так что, не будем нарушать предназначения. Вверяю весь этот бред в твои надежные руки. А я как-нибудь мечом обойдусь.
Мерлин провел подушечкой большого пальца по корешку книги. И не поспоришь… Хотя, пожалуй, он бы не возражал, если бы Артур перестал требовать от него сверкать золотом глаз по поводу и без.
Спокойной ночи, АртурСпокойной ночи, Артур.
Настороженно наблюдая за шаткой конструкцией из тарелок на подносе, Мерлин привычно без стука отворил дверь. Бросил беглый взгляд на уснувшего принца, в очередной раз изможденного тренировками настолько, что королевской выдержки не хватает даже на то, чтобы дождаться ужина; сгрузил содержимое подноса на стол и замер напротив кровати будущего монарха.
Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
Ребра Артура расходятся в стороны, впуская новый глоток воздуха.
Ровно шесть секунд до вдоха. Ровно столько требуется спящему принцу, чтобы глотнуть жизнь.
Мерлин и сам не знает, когда начал считать, вглядываться. Просто столько раз наблюдая, как «не тот Артур, потому что этот похож на идиота», сам того не замечая, гулял по краю обрыв под названием «жизнь»… Просто с некоторых пор стало жизненно необходимо собственными глазами убедиться, что Артур дышит. Иначе сон не идет. Мерлин знает, Мерлин пробовал игнорировать тревожное еканье сердца. Но пока Артур не глотнет на глазах у мага новую порцию воздуха, Мерлин не уснет. И только теперь, глядя на то, как грудная клетка принца мерно поднимается и опускается, Мерлин, тихо вздохнув, опускает поднос и тихо выходит из покоев.
- Спокойной ночи, Артур.
Течение времениТечение времени.
Прижавшись лбом к оконному стеклу, Мерлин чувствует его прохладу, с жадной тоской вкушает сумеречную красоту окрестностей Камелота и бесшумно вдыхает момент. Каким бы сильным магом он ни был, течение жизни ему не подвластно. И это сладкой тоской, благословенным укором терзает сердце. Будь у него силы, он придержал бы время, словно ретивую лошадь под уздцы. Но время неподвластно, слишком непокорно, слишком сильно и всеобъемлюще, чтобы у простого человека, хоть и сильного, как бы не сильнейшего мага, было право его приостановить. Это упрямо бьющаяся жилка на шее самой жизни, которую не понять и не познать. Но будь его воля… Будь его воля, будь у него силы, Мерлин бы остановил миг, даруя королевскому мальчишке еще немного времени на детство, на необдуманность, не горячность. На собственную жизнь. Но Мерлин не может. Он скользит тонкими пальцами по запотевшему стеклу и думает. Одна судьба на двоих. Пусть время течет так, как ему предначертано. Пусть так. Если так, то он постарается перетянуть на свои плечи большую часть назначенной им судьбой ноши. И пусть Артур вдыхает полной грудью столько, сколько сможет. Мерлин водит тонкими пальцами по запотевшему стеклу. И не знает, не подозревает, что на другом конце замка Артур делит с ним одни и те же думы.
ПодаркиПодарки.
- Гаюс. При всем уважении. Я повелеваю, без лишних вопросов, передай это Мерлину.
Старый лекарь смиренно кивает, склоняя голову в почтенном поклоне. Смотрит на то, как за Артуром закрывается дверь. И кладет сверток, завернутый в подарочную бумагу, к другому, от Мерлина. Ночью поспать вряд ли удастся. Два молодых человека. Два молодых человека давеча, заглядывая в глаза, с немой надеждой и тщательно скрываемым смущением, просят передать подарок. Мерлин - Артуру. Артур - Мерлину. На утро от далеко не старческих ухищрений будет ломить поясницу. А ведь еще и свой собственный подарок надо незаметно передать Утеру. Лекарю остается лишь надеяться, что когда-нибудь этим двое научатся самостоятельно справляться с праздниками и всеми вытекающими. А пока… Пока остается лишь с опаской ждать новогодней ночи.
Брэдли/Колин.
Фортепьяно
Фортепьяно.
Брэдли замирает у двери и вслушивается. Любопытно, жадно, восторженно. Бесшумно прислонившись к косяку, скрестив руки на груди. Ловит каждый звук и растворяется в мелодии. Из комнаты разливаются звуки музыки фортепьяно, текут по воздуху плавно, завораживающе, абсолютно правильно. Брэдли упирается виском о деревянный косяк и внимательно, словно от этого зависит что-то важное, вглядывается в движение рук Моргана. Тонкие пальцы скользят по клавишам, ласково перебирают, оглаживают, выманивают новый плавный звук, вплетающийся в мелодичное повествование. Живое, тоскливое и одновременно с тем яркое и пробуждающее в душе нечто светлое. Брэдли смотрит на прямую осанку, на сосредоточенное лицо, на четкий профиль. Пытается поймать устремленный в неведомую пустоту взгляд. И понимает, что загадка, что мучила его уже давно, наконец-то решена. С первой встречи он не мог понять, ради чего людям даруются такие руки. Тонкие, изящные. Словно предназначенные для чего-то божественного. И теперь, глядя, как тонкие пальцы порхают над клавишами, он понимает. Морган и впрямь волшебник. Он не играет, он колдует, иначе это назвать нельзя. А еще Брэдли понимает, что теперь, как и Артуру, ему придется хранить тайну одного человека. Просто потому, что такого Колина ему ни с кем делить не хочется.
Малолитражки
Малолитражки.
Малолитражки. Малолитражки меньше засоряют среду. Брэдли в этом уверен. А Колин расплачивается за эту веру и гневно чертыхается, в очередной раз ударившись затылком о крышу машины. Колин сутулится и, ухватив себя рукой за лодыжку, пытается согнуть ногу в колене так, чтобы не снести с корнем ручник, а вместе с ним и рычаг коробки передач. Наверное, как-то так и создавалась Камастура – детище акробатических номеров, порожденных малым пространством. Где-то на грани сознания за ветвь первенства ненависти Моргана борются все те же малолитражки и тот, кто вбил в голову Брэдли мысль о том, что секс в машине ничто иное, как романтика чистой воды. Что ж, огонь, воду и медные трубы они уже преодолели. И чтобы после всего этого между ними встала спичечная коробка по имени Ford? Как бы ни так. Колин, наконец, устраивается на коленях Брэдли, чтобы в следующий момент поймать его улыбку. Если такова цена хорошего настроения Джеймса, он готов потерпеть. Но о преимуществах обычной кровати столь же обычного гостиничного номера они еще поговорят.
Мерлин.
Артур, Мерлин. Брэдли, Колин.
Драбблы/зарисовки.
Артур/Мерлин, Дракон мимо проходилАртур/Мерлин, Дракон мимо проходил.
«Мерлин!» - думает Артур, кидаясь наперерез лучнику, целившемуся в темноволосого мальчишку, замершего посреди побоища, и выбивает из рук врага оружие.
«Артур!» - думает Мерлин, золотистым всполохом глаз отводя меч, занесенный над отвлекшимся принцем.
А Дракон лишь качает головой, думая о том, сколько еще лет, из столь скупо отведенных человеку, потребуется этим двоим, чтобы понять, насколько они дороги друг другу.
Брэдли/Колин, "Зима"
Брэдли/Колин, "Зима".
Стоит наступить холодам, и у Колина обветриваются руки. Сначала просто краснеют, потом покрывают кровавыми бороздами, а затем белеют и становятся сухими и шершавыми. Словно наждак. И сколько не бьются гримеры и ассистенты, сделать с этим ничего нельзя. Ни двойные перчатки, ни крема, ни грим не помогают. И камера беззастенчиво ловит этот изъян. Режиссер тихо беснуется, а Брэдли рад. Переплетая пальцы с пальцами Колина, пряча его холодные руки в свой карман, чувствуя, осязая шероховатость кожи, он чувствует, что все это и впрямь реально. Что рядом действительно Колин с его неправильными руками. Колин из плоти и крови, у которого помимо невозможных глаз и невозможной улыбки есть свои мелкие, житейские огрехи. Брэдли улыбается.
Стоит наступить холодам, и у Колина обветриваются губы. Сначала просто припухают и краснеют, так что Брэдли готов лезть на самую высокую башню замка от невозможности целовать их каждую минуту. А затем, как и руки, покрываются глубокими, сухими белыми трещинками, так что ни один грим не способен это скрыть. И снова злится режиссер. И снова радуется Брэдли. Эти невозможно горячие, невозможно шершавые губы служат еще одним доказательством, что Морган рядом, и что все это ему, Джеймсу, не снится, не грезится. И пусть целоваться с Морганом теперь немного больно, но он готов заплатить и не такую цену, чтобы убедиться, что этот невозможный человек и впрямь достался ему. И Брэдли снова улыбается.
Просто потому, что любит зиму. Зиму и Колина Моргана.
Не было бы счастья...
Не было бы счастья...
«Не было бы счастья, - думал Артур, окидывая взглядом залитые солнечным светом стены Камелота, - да несчастье помогло». Несчастье лишь гневно сверкало золотыми глазами, пытаясь укрыть уши от коварных посягательств рук кронпринца. Если Артур и дальше будет реагировать подобным образом на каждое спасение владений его и его отца, то Мерлин уйдет в немые травники к Гаюсу.
Привилегии
Привилегии.
Первой его заслуженной почестью в Камелоте было назначение на должность слуги кронпринца. Трубите трубы, играйте фанфары. Как вытекающее из этого – возможность разгребать навоз в конюшнях, штопать рубахи и латать доспехи. Так вот ты какое, негаданное счастье. Следующей внезапной привилегией оказалась необходимость ни свет, ни заря вытаскивать разморенное со сна тело в рассветный туман и холод, водружать его в седло, набивать синяки на седальной части тела, наблюдать убиение зверушек и рыскать по кустам в поисках их бренных туш. По мнению Артура, это было пределом мечтаний каждого, кто живет в замке. А что говорит Артур – то правда. Следом вырисовалась заманчивая перспектива облачения в списанный шутовской костюм с непременным бонусом к нему – громоздкую пернатую композицию, так и норовящую воспламениться от каждого факела, а затем сползти на глаза. Все это богатство трудами какого-то свихнувшегося портного звалось праздничным нарядом слуги. Окрыленный такой благодатью Мерлин чувствует вырастающее за спиной крылья. И это, конечно, не считая бытейского счастья божественной брани самого Артура Пендрагона в благодарность за очередное спасение жизни, колодки – за прикрытие, и сладостное еканье сердца за каждый золотой проблеск собственных глаз, отводящих очередное несчастье от его будущего Величества.
Мерлин ценил. Мерлин был признателен. А еще Мерлин был уверен, что если еще раз услышит слова «привилегия» или «награда», то с разбегу бросится с одной из башен замка. И почетно свернет себе шею.
О будильниках
О будильниках.
На пост timey_wimey_kid о чудо-будильнике.
Исторически сложилось так, что жить им приходилось в одном номере. Видимо, BBC посчитало затраты на снятие двух номеров излишними. Они не возражали. До тех пор, пока…
***
О тяжелых отношениях Колина и будильника Брэдли узнал еще на первой неделе. Сложно не заметить, когда третий день подряд приходится ходить за новым утренним орудием пытки. Колин клялся и божился, что все это неумышленно и что он ни черта не помнит о том, как каждое утро его тощая рука высовывается из-под одеяла, нащупывает звенящую конструкцию на тумбочке и швыряет ее в стену. Брэдли верил.
** *
Так больше продолжаться не может. Понимание снизошло на Брэдли где-то между очередным выговором от режиссера за опоздание и предложением продавщицы оформить заявку на оптовую закупку.
Вечером того же дня, после тщательных поисков, он приволок им в номер техническое НЕЧТО будильного производства. Будильник в виде футбольного мяча, который готов был стерпеть любые побои. Как уверяли продавцы, его можно швырять об стену и пинать ногами – ничего не произойдет.
***
Будильник и впрямь оказался потрясающим. Он был жив даже после недели общения с Колином. И, как и обещали, остался цел и невредим, невзирая на ежедневные полеты через всю комнату и встречи со стеной.
Брэдли был счастлив. Практически. Необходимости запасаться будильниками впрок больше не возникало. Но. Но они все еще просыпали, так как чудесный механизм прекращал звенеть сразу после приземления в другом конце номера.
***
Брэдли с гордостью отметил, что, кажется, ему скоро должны выдать гранд в области познаний о будильниках. За два месяца он повидал все их вариации - круглые, квадратные, треугольные, настольные, настенные, напольные, звенящие, гудящие, играющее классические мелодии, с подсветкой, стрелочные, электронные, с перещелкивающимся циферблатом и далее до пределов вашей фантазии. И наконец – хвала всему, что можно хвалить, - он нашел ЭТО. Неубиваемое и незатыкаемое. Гений садисткой мысли! Будильник был выполнен в виде курицы, под которой находились яйца, и стоило ему зазвонить, как яйца рассыпались по полу, закатывались в самые неведомые углы комнаты, а навязчивый же звон насиловал слух до тех пор, пока жертва не соберет все эти яйца и не запихнет их обратно под чертову курицу. К этому агрегату Брэдли питал весьма смешанные чувства. С одной стороны, не ненавидеть его было просто невозможно. С другой, впервые за долгое время они с Колином наконец-то стал просыпаться вовремя и добираться до съемочной площадки в назначенное время.
Если бы не тот факт, что тем несчастным, что собирал треклятые яйца, был он сам, жизнь была бы прекрасна. Но, видимо, это его, Брэдли, участь, смириться с чем-то неизменным в этом мире – как, например, непробудно дрыхнущий Колин, который на незатихающий звон лишь раздраженно мычал, тыкал Джеймса локтем под ребра и накрывал голову подушкой в бесплодных попытках поспать еще немного.
***
Через две с половиной недели Брэдли научился отыскивать яйца аж за минуту – своеобразный профессиональный навык. А заодно примирился с тем фактом, что единственный действующий будильник для Колина, – это он сам, Брэдли. Закинув последнее яйцо под курицу, Брэдли насладился наступившей тишиной и, сонно потерев лицо, нехорошо ухмыльнулся высунувшейся из-под одеяла пятке Моргана.
Через пару минут заливистого смеха Колина и с десяток его попыток спрятать пятку под одеялом, Брэдли решил, что чтобы там еще не придумали производители будильников, а привилегию будить это недоразумение он все же оставит за собой.
Серьезно
Серьезно.
Видимо, это рок судьбы. Им не дано давать серьезные интервью. Ни под каким предлогом.
Какой бы серьезной ни была тема разговора, если рядом с Брэдли Колин, а рядом с Колином – Брэдли, все неминуемо скатится до улыбок, подначек и еле сдерживаемого смеха. И никакой актерский талант от этого не спасет – какое до него дело, если губы сами собой растягиваются в улыбку?..
Вот и сейчас. Брэдли чувствует, что еще немного ожидания журналистки, и весь серьезный настрой пойдет к чертям. Он старательно смотрит в стену и старается думать о плохом – о лишениях, о тяжелом детстве, о… В этот момент Колин в очередной раз начинает медленно стекать с кресла-груши. С непроницаемым суровым лицом. И с разрезающим тишину скрипом обшивки, с которой так настойчиво сползает тощая колиновская задница.
Брэдли косится на соседа. У того все еще серьезное лицо, но, видимо, понимая, что еще немного, и он скатится на пол, Колин все-таки начинает цепляться тонкими пальцами за обшивку кресла. Возня и скрип звучат еще отчетливее.
Не удержавшись, Колин вперивает гневный взгляд в кресло, раздраженно чертыхается, встает на ноги и снова плюхается в центр конструкции. Брэдли прикрывает рот рукой и приглушенно кашляет.
На некоторое время воцаряется тишина, и он начинает наивно верить, что хоть в этот раз им повезет достойно ответить на животрепещущие вопросы. Но как только вера укореняется, Колин снова начинает «утекать». Брэдли закусывает губу и отворачивается. Ровно до тех пор, пока со стороны не разносится придушенный вскрик Моргана. Брэдли разворачивается и в последний момент ловит горе-напарника за руку – благо тренировки во время съемок имеют эффект. Но даже они не раскрывают тайну того, что Колин тяжелее, чем кажется на первый взгляд; и Брэдли утягивает вслед за Морганом.
По комнате разносится звук удара двух упавших тел.
С полминуты они молча смотрят друг на друга. Серьезно смотрят. А потом, не удержавшись, начинают хохотать, и, поддразниваемые друг другом, заходятся во все набирающем обороты смехе.
Стоило ли сомневаться, что именно в этот момент в комнату вошла журналистка.
Нет. Серьезные интервью не для них. Определенно.
Артур/Мерлин. Очень мини. NC или R, флафф))
Наказание
Наказание.
Артур приглушенно рычит. Артур тянет Мерлина за волосы, заставляя того откинуть голову, подставить горло, и покрывает шею слуги укусами-метками. Артур заставляет его извиваться, сминать простыни меж пальцев, вскидывать бедра и кусать припухшие губы. Артур двигается рывками – грубо, голодно, ненасытно. Артур сминает губы Мерлина в поцелуе, заглушая стон, и понимает, что в какой-то момент наказание за обман и предательство слуги, скрывающего свои магические способности, переходит во что-то иное. Ведь нельзя же наказывать, нежно оглаживая пальцами ребра и выступающие костяшки бедер наказуемого? И наказание вовсе не должно вызывать у провинившегося стоны наслаждения? И не должно у палача так сладостно екать сердце от каждой сладостной судороги предателя. Не так ли? Артур не знает. Он уверен только в одном - наказание для Мерлина он выберет сам, и ни за что не расскажет отцу о…
Молчание - золото
Молчание - золото.
Для некоторых ситуаций слов не существует. Нельзя обратить в скупые слова то, что бьется под кожей, струится по венам. Нельзя описать и высказать то, что даже и понять не можешь. Оно просто есть. Сладкое, приятное, нежное, хрупкое, тревожное, пугающее, волнующее. Непонятное, но искреннее.
Мерлин молчит, когда Артур замечает его колдовство. Говорить надо, необходимо. Нужно объяснить, донести, попытаться заставить понять. Но он молчит и не может издать ни звука.
Мерлин молчит, когда Артур подходит к нему. Стоит, наверное, молить о пощаде. Если не ради собственной жизни, то ради жизни Артура. Куда же он без него?..
Мерлин молчит. Молчит и Артур. Он хмурит брови. Думает, оценивает. И кажется гораздо сосредоточеннее и напряженнее, чем на советах, посвященных судьбам государств.
И на немой призыв Артура следовать за собой, и на пути в Камелот, и еще два дня, прислуживая задумчивому принцу, он молчит. Он тих, как никогда в жизни.
Мерлин молчит, когда Артур начинает говорить. Подбирая слова, взвешивая их, пробуя сказанное на вкус. Мерлин плохо понимает сказанное, единственное, что пробивается сквозь гул в висках, понимание – его поняли, его приняли таким, какой он есть. Артур признал за ним право быть тем, кто он есть.
Мерлин молчит, когда видит напряженную улыбку на губах кронпринца.
И также молча Мерлин обнимает ошарашенного Артура. Крепко и благодарно. Просто потому, что так тепло и спокойно ему не было ни разу в жизни, и никогда не дышалось так свободно и легко. Для этого чувства нет слов.
Но Артур понимает и без слов.
Артур, Мерлин, рыцари.
Зарисовка.
Развилка
Развилка.
Высшая степень несправедливости. После всего, через что прошли вдвоем, он посмел оставить его в замке. «Мерлин, на войне тебе делать нечего». Как же. Нечего. Конечно, его дело выправлять доспехи, подавать мечи и набивать синяки о седло на охоте. А спасать жизнь королевской заднице – это так, хобби.
Мерлин раздраженно седлал лошадь, продолжая хмуриться. Артур и рыцари выехали десять минут назад. Когда он закончит сборы, те как раз отъедут на достаточное расстояние, чтобы не замечать одинокого путника позади, и еле заметными очертаниями фигур будут указывать ему путь.
Артур ехал впереди, стараясь игнорировать смех рыцарей позади. Шутки шутками, но пора и о предстоящем сражении подумать. Перед мысленным взором вырисовывались поле битвы и возможные тактики противника. Он невидящим взором смотрел вперед, все еще находящийся в плену собственных размышлений, когда с ним поравнялся один из рыцарей:
- Артур. За нами слежка.
Принц осадил лошадь и, развернувшись, вгляделся в темную точку на горизонте.
Дождавшись замыкающего, что заметал следы еловой веткой, они спешились и вошли в лес, пешком возвращаясь обратно, к развилке. Коней, стреножив и привязав к стволам деревьев, оставили поодаль, дабы те ржанием не выдали засаду. Рыцари присели, раздвигая руками ветви и вглядываясь в проступающую меж них дорогу. Сквозь напряженную тишину донесся стук копыт, и вскоре на тропе показались тощая кобыла и столь же тощий наездник.
Мерлин вертел головой, напряженно вглядываясь в горизонт. Перед ним простирались две дороги, расходившиеся извилистыми лентами в разны стороны, но ни там, ни там никого не было видно. И никаких следов на пыльной дороге. Словно десяток с лишним людей под землю канули. Что ж за чертовщина?.. Мерлин раздраженно чертыхнувшись, выудил из дорожной сумки карту и стал вглядываться в паутину дорог. С полминуты он упрямо созерцал тарабарщину окрестностей, после чего развернул карту на девяносто градусов и все с тем же маниакальном упорством стал вглядываться в нити дорог. И пришел к выводу, что карты созданы специально для того, чтобы сбить путника с пути.
Артур обернулся и гневно шикнул на рыцарей, призывая тех к тишине. Несчастные отчаянно давились смехом, наблюдая за слугой принца. Артур и сам с трудом подавлял улыбку, хотя, пожалуй, стоило заслуженно гневаться на идиота за неповиновение, но зрелище сражающегося с картой Мелина сбивали с серьезного настроя. И когда он уже было занес руку, чтобы дать отмашку рыцарям выйти из засады…
Мерлин потер рукой лоб и, что-то решив для себя, завертел головой, выглядывая, нет ли кого поблизости. Вздохнув, он снова глянул на развилку и, устало прикрыв веки, произнес заклинание. Через мгновение в воздухе перед магом завис небольшой светящийся шар, замер и вскоре полетел над одной из дорог, указывая направление. Мерлин моргнул, и магия развеялась. Недолго думая, он пришпорил коня и, свернув налево, поскакал вперед, нагоняя королевский эскорт.
В засаде царило гробовое молчание. Рыцари неуверенно переглядывались, словно спрашивая у соседа подтверждение увиденного. Лопоухий, тощий и непутевый слуга Артура на самом деле..? И, получая все такой же молчаливый ответ, все больше взглядов обращались к напряженной спине принца.
Артур пошевелил лопатками, пытаясь стряхнуть вполне ощутимый зуд меж них. Из ступора его вывел треск сломленной его же пальцами тонкой ветви. Обернувшись, принц окинул растерянных рыцарей взглядом.
- Это не шпион. Это - идиот.
Рыцари кивнули, раздались нервные смешки.
- И никто ничего не видел.
Рыцари переглянулись и снова неуверенно кивнули.
- Отлично. Тогда по коням и нагоняем придурка, пока тот в одиночку не въехал в соседнее королевство.
Тишину не нарушали. Каждый думал в одиночку, но думы были общими на всех. О том, что Артур не такой, как его отец, что его суждения идут врознь с политикой Камелота, что с его правлением придет пора изменений и переосмысления устоявшегося. И никогда прежде столько дум не обращались к Мерлину одновременно. Но все они сводились к одному. Пусть непутевый. Пусть немного идиот, пусть маг… Но не предатель. Почему-то вера в это укоренилась в сердцах каждого. Просто потому, что парня уже знали все. Как знали и его преданность Артуру. И эта вера в эалдорского парнишку и в его дружбу с Артуром оказалась, на удивление, сильнее, чем вера в правильность суждений Короля. И неуверенно, с опаской, молча и с оглядкой на Утера они снова, в очередной раз, вглядывались в магию, давая ей новую оценку. Испуганно, но не в силах противостоять любопытству, признавая ее право на жизнь.
Мерлин осадил коня и резко обернулся на звук стука копыт нагоняющих его всадников. Заметив Артура и остальных всадников Камелота, парень облегченно выдохнул, чтобы вскоре побледнеть. А что, если видели? Что если…
- Далеко собрался? - Артур прищурился, вглядываясь в лицо слуги.
- Прогуляться?
- Ну… - обернувшись на всадников, принц усмехнулся. – Мы так и подумали.
Колдуй потишеКолдуй потише.
- Мерлин! – Артур подождал, пока тот обернется и подойдет поближе, ухватил за руку и оттащил к одной из колонн. – В следующий раз, будь добр, колдуй потише.
- Что? Артур… Артур, я не… - Мерлин побледнел, напряженно вглядываясь в лицо принца.
- Ты очень даже не «не», - Артур утер рукавом грязь со лба. - Так что если рядом кто-то, кроме меня, постарайся не вопить свою магическую тарабарщину во всю глотку. Они не оценят.
- А ты?..
- То, что голова у тебя все еще на плечах, не достаточно ясный намек?
- Артур… Спасибо.
- Да, я такой. Благородный, понимающий, сильный, смелый…
- Я понял, понял.
- То-то ж. Так что теперь не смей называть меня задницей. Только по праздникам. И прекрати смотреть на меня щенячьими глазами.
Женский клубЖенский клуб.
Размашистым шагом Артур преодолел последний коридор, остановился перед покоями Морганы и, задумчиво глянув на дверь, отворил ту с нехорошей ухмылкой. Услуга за услугу – уж коли благородная дева считает правильным входить без стука, то грех рыцарю ей перечить. В дверном проеме показались каменная кладка стены, гобелен, стул, стол, а затем и три склоненных друг к другу фигуры. Моргана, Гвен и… Мерлин. Склонив головы друг к другу, все трое активно и с энтузиазмом о чем-то шептались. До ушей Артура долетали лишь обрывки фраз, в которых без труда укладывалось что-то о тяжелой женской доле и о том, что рыцари нынче пошли не те. И если девушки просто с азартом сверкали глазами, то у Мерлина от переизбытка эмоций, казалось, даже уши шевелились. С полминуты созерцания сюрреалистической картины, принц также бесшумно прикрыл дверь. Брови так и замерли на полпути к кромке волос, предательски отказываясь вернуться на место и придать Его Высочеству подобающий суровый и спокойный вид. Не то, чтобы заседания женского клуба были в новинку. Но…
- Но какого черта там делает мой Мерлин?..
Поморщившись, Артур запустил пятерню в волосы и взъерошил светлые пряди на затылке. Так. Кажется, пора заводить блокнот с вопросами, требующими ответа Мерлина.
Небольшое отступление. POV Утера об Артуре. Сонг-драббл.
Свежий ветерСвежий ветер.
Утер устроился на троне столь грациозно и возвышенно, словно они были созданы монолитом, единым целым повторяя изгибы друг друга. Зал пустовал, и от стен отражалась лишь тишина, не мешая хмурым думам Короля, отстукивающего перстом какой-то свой, особенный, известный лишь ему одному ритм о стенку бокала. Сквозь оконные створки струился солнечный свет погожего дня, словно наперекор и с насмешкой переча думам монарха, более походящим на послегрозовые тучи. Те были все еще полны гнева и противоречия, лишь с неясным намеком на смирение и осторожное понимание.
Артур. Сын. Свой, родной. И вместе с тем абсолютно непонятный и диковинный. Словно с примесью терпкого запаха неизвестной специи, что ненароком или по хитрому умыслу повара угодила в знакомое блюдо, заставляя то играть сквозь знакомые очертаниями совершенно иными красками. Но я ведь не такой. В кого он уродился? Это все дело рук Нимуэ, и сомнений быть не может. Артур. Сын. Непознанный, как маленький остров, затерянный в чужом океане. Вернуть его теперь уж непросто. Вырос, поднял голову. Научился перечить. И уверенно идет своим путем, продолжая удивлять. Откуда это в нем? Такая слепая, преданная любовь к народу. Чистая, не знающая политики. Артура направляет интуиция, голос сердца. Ну как такому мальчишке оставить трон? И эта его преданность своему слуге. Хитрому, неясному, мутному. И улыбающегося так, как не может улыбаться обычный человек. А этот наивный мальчишка, его сын, верит ему. Слепо и наивно. И общается с ним, словно с равным. Ну где это видано, коронованный принц, водящий дружбу со слугой?! Спорит с Королем на глазах у всего двора, очертя голову несется навстречу неприятностям. Ни намека на стабильность. И воля своя, особенная. Не твердая, непоколебимая, а готовая слушать, внимать словам других. Как со спокойной душой передать правление в руки мальчишки, который живет биением сердца? Артур. Сын. Непобедимый воин. Его гордость. Его удивление и изумление. Железная рука, готовая в любой минут опустить занесенный меч и помиловать.
- Кому оставлю трон, когда наступит старость? И как с короной справится такой парень?
Но терпкий запах молодости, наивной веры, живого сердца упрямо задевал, казалось бы, задеревеневшие струны души умудренного годами и невзгодами человека. Артур. Сын. Не такой, как он. Словно воздух после весеннего дождя. Солнечный луч сквозь прохладное дуновение ветра, свежий воздух, что прорывается в легкие, заставляя трепетать черствые старческие ноздри, запах травы и грядущего нового. Утерянный, забытый, живой. Артур. Сын. Забытая простая детская правда, молодецкая истина, слишком лихая на первый взгляд, и абсолютно верная на второй.
Оставлять трон такому парню... Передавать судьбу государства тому, кто живет столь открыто, голодно и рьяно – страшно. Но одновременно с тем абсолютно правильно.
Утер пока не готов признать, что эта концентрация жизни может достойно править. Но одновременно с этим, все же где-то в глубине души понимает, что свежий бриз по имени Артур, его кровь и плоть, непонятная и ему самому, принесет Камелоту новую жизнь. Укажет верный, новый путь. Возродит королевство из пепла, в которое то обратил он, Утер.
Король еще не понимает, не осознает. Просто чувствует. И гордится. Успокаивается. Неуверенно опускает с головы всю тяжесть ответственности, аккуратно вверяя ее новому, сильному, готовому к ней. Вдыхая, осторожно наслаждаясь свежим ветром.
И опять арлины.
О предназначении и магической тарабарщинеО предназначении и магической тарабарщине.
Артур уже с полчаса упрямо хмурил брови и шевелил губами, пытаясь правильно проговорить написанный текст. Тишину разорвал неожиданно громкий звук захлопывающейся книги.
- Что, ты уже закончил изучать магию? Быстро, - Мерлин насмешливо улыбался, отжав тряпку и бросив ту на край ведра.
- Знаешь, Мерлин, я тут подумал…
- Да ну?
- … и пришел к выводу, что вся эта магическая тарабарщина по твоей части, - принц протянул потрепанную книгу слуге. - Так что, не будем нарушать предназначения. Вверяю весь этот бред в твои надежные руки. А я как-нибудь мечом обойдусь.
Мерлин провел подушечкой большого пальца по корешку книги. И не поспоришь… Хотя, пожалуй, он бы не возражал, если бы Артур перестал требовать от него сверкать золотом глаз по поводу и без.
Спокойной ночи, АртурСпокойной ночи, Артур.
Настороженно наблюдая за шаткой конструкцией из тарелок на подносе, Мерлин привычно без стука отворил дверь. Бросил беглый взгляд на уснувшего принца, в очередной раз изможденного тренировками настолько, что королевской выдержки не хватает даже на то, чтобы дождаться ужина; сгрузил содержимое подноса на стол и замер напротив кровати будущего монарха.
Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
Ребра Артура расходятся в стороны, впуская новый глоток воздуха.
Ровно шесть секунд до вдоха. Ровно столько требуется спящему принцу, чтобы глотнуть жизнь.
Мерлин и сам не знает, когда начал считать, вглядываться. Просто столько раз наблюдая, как «не тот Артур, потому что этот похож на идиота», сам того не замечая, гулял по краю обрыв под названием «жизнь»… Просто с некоторых пор стало жизненно необходимо собственными глазами убедиться, что Артур дышит. Иначе сон не идет. Мерлин знает, Мерлин пробовал игнорировать тревожное еканье сердца. Но пока Артур не глотнет на глазах у мага новую порцию воздуха, Мерлин не уснет. И только теперь, глядя на то, как грудная клетка принца мерно поднимается и опускается, Мерлин, тихо вздохнув, опускает поднос и тихо выходит из покоев.
- Спокойной ночи, Артур.
Течение времениТечение времени.
Прижавшись лбом к оконному стеклу, Мерлин чувствует его прохладу, с жадной тоской вкушает сумеречную красоту окрестностей Камелота и бесшумно вдыхает момент. Каким бы сильным магом он ни был, течение жизни ему не подвластно. И это сладкой тоской, благословенным укором терзает сердце. Будь у него силы, он придержал бы время, словно ретивую лошадь под уздцы. Но время неподвластно, слишком непокорно, слишком сильно и всеобъемлюще, чтобы у простого человека, хоть и сильного, как бы не сильнейшего мага, было право его приостановить. Это упрямо бьющаяся жилка на шее самой жизни, которую не понять и не познать. Но будь его воля… Будь его воля, будь у него силы, Мерлин бы остановил миг, даруя королевскому мальчишке еще немного времени на детство, на необдуманность, не горячность. На собственную жизнь. Но Мерлин не может. Он скользит тонкими пальцами по запотевшему стеклу и думает. Одна судьба на двоих. Пусть время течет так, как ему предначертано. Пусть так. Если так, то он постарается перетянуть на свои плечи большую часть назначенной им судьбой ноши. И пусть Артур вдыхает полной грудью столько, сколько сможет. Мерлин водит тонкими пальцами по запотевшему стеклу. И не знает, не подозревает, что на другом конце замка Артур делит с ним одни и те же думы.
ПодаркиПодарки.
- Гаюс. При всем уважении. Я повелеваю, без лишних вопросов, передай это Мерлину.
Старый лекарь смиренно кивает, склоняя голову в почтенном поклоне. Смотрит на то, как за Артуром закрывается дверь. И кладет сверток, завернутый в подарочную бумагу, к другому, от Мерлина. Ночью поспать вряд ли удастся. Два молодых человека. Два молодых человека давеча, заглядывая в глаза, с немой надеждой и тщательно скрываемым смущением, просят передать подарок. Мерлин - Артуру. Артур - Мерлину. На утро от далеко не старческих ухищрений будет ломить поясницу. А ведь еще и свой собственный подарок надо незаметно передать Утеру. Лекарю остается лишь надеяться, что когда-нибудь этим двое научатся самостоятельно справляться с праздниками и всеми вытекающими. А пока… Пока остается лишь с опаской ждать новогодней ночи.
Брэдли/Колин.
Фортепьяно
Фортепьяно.
Брэдли замирает у двери и вслушивается. Любопытно, жадно, восторженно. Бесшумно прислонившись к косяку, скрестив руки на груди. Ловит каждый звук и растворяется в мелодии. Из комнаты разливаются звуки музыки фортепьяно, текут по воздуху плавно, завораживающе, абсолютно правильно. Брэдли упирается виском о деревянный косяк и внимательно, словно от этого зависит что-то важное, вглядывается в движение рук Моргана. Тонкие пальцы скользят по клавишам, ласково перебирают, оглаживают, выманивают новый плавный звук, вплетающийся в мелодичное повествование. Живое, тоскливое и одновременно с тем яркое и пробуждающее в душе нечто светлое. Брэдли смотрит на прямую осанку, на сосредоточенное лицо, на четкий профиль. Пытается поймать устремленный в неведомую пустоту взгляд. И понимает, что загадка, что мучила его уже давно, наконец-то решена. С первой встречи он не мог понять, ради чего людям даруются такие руки. Тонкие, изящные. Словно предназначенные для чего-то божественного. И теперь, глядя, как тонкие пальцы порхают над клавишами, он понимает. Морган и впрямь волшебник. Он не играет, он колдует, иначе это назвать нельзя. А еще Брэдли понимает, что теперь, как и Артуру, ему придется хранить тайну одного человека. Просто потому, что такого Колина ему ни с кем делить не хочется.
Малолитражки
Малолитражки.
Малолитражки. Малолитражки меньше засоряют среду. Брэдли в этом уверен. А Колин расплачивается за эту веру и гневно чертыхается, в очередной раз ударившись затылком о крышу машины. Колин сутулится и, ухватив себя рукой за лодыжку, пытается согнуть ногу в колене так, чтобы не снести с корнем ручник, а вместе с ним и рычаг коробки передач. Наверное, как-то так и создавалась Камастура – детище акробатических номеров, порожденных малым пространством. Где-то на грани сознания за ветвь первенства ненависти Моргана борются все те же малолитражки и тот, кто вбил в голову Брэдли мысль о том, что секс в машине ничто иное, как романтика чистой воды. Что ж, огонь, воду и медные трубы они уже преодолели. И чтобы после всего этого между ними встала спичечная коробка по имени Ford? Как бы ни так. Колин, наконец, устраивается на коленях Брэдли, чтобы в следующий момент поймать его улыбку. Если такова цена хорошего настроения Джеймса, он готов потерпеть. Но о преимуществах обычной кровати столь же обычного гостиничного номера они еще поговорят.
@темы: Merlin/Мерлин, Творю... тварь такая (с), Фанфики